И тут краем глаза она заметила какое-то движение, а затем увидела у дальней стены хорошо одетого человека.

Услышав ее шаги, человек повернулся:

– Брайд? Что ты тут делаешь?

– А вы?

Линдейл не спеша подошел к ней.

– Жду, пока вернется хозяин. – Его тон приглашал ее к объяснению.

– Сегодня привезли наш пресс. Как я слышала, мистер Туикенем делает сорт бумаги ручного изготовления, которую мы хотели бы использовать.

Пожав плечами, Эван указал на машину:

– Кажется, теперь он использует машинный способ, хотя мне говорили, что этот человек может принять заказы и на личную пачку. – Линдейл посмотрел в сторону полок с пачками бумаги, затем указал на дверь: – Полагаю, там есть другая комната. Может, именно там бумага делается вручную? Не хотите ли заглянуть?

Разумеется, Брайд хотела. Безумно. Вот только ее никак не устраивало, что Линдейл заглянет туда вместе с ней. Граф решительно направился к двери.

– Уверен, хозяин будет не против, а нас это избавит от повторного визита. Я как раз был готов сунуть туда нос, когда появились вы.

Вне себя от ужаса, Брайд бросилась следом.

– Мы не должны самовольно…

– Если мы оба сделаем заказ, думаю, Туикенем будет не в обиде. – Нажав на ручку, Линдейл приоткрыл дверь, предоставив Брайд возможность оглядеть комнату. Здесь действительно изготавливали бумагу. Над полом возвышался штабель каркасных сеток, в дальнем углу стоял стол, на котором между слоями фетра сохла недавно положенная бумага.

Спиной к ним стоял какой-то человек в рубашке, жилете и брюках; его седые волосы свисали почти до плеч; обеими руками человек аккуратно поднимал сетку из чана. При свете, падавшем из окна, в намокшей бумажной массе были заметны многочисленные верхние линии сетки, и, прежде чем мистер Туикенем наклонил сетку и начал выравнивать массу в плотный слой, Брайд успела увидеть проволочный узор.

Услышав ее вздох, Туикенем бросил сетку в чан и повернулся.

– Наши извинения, – любезно сказал Линдейл. – Мы не хотели вас пугать, но, кажется, испортили этот лист, а может, и весь чан.

Мистер Туикенем быстро овладел собой и равнодушно махнул в сторону чана.

– Бог с ним, с чаном.

– Если вы хотите закончить…

– Я сказал, не обращайте внимания. – Старик вытер мокрые руки о жилет. – В той комнате на столе звонок; если бы вы позвонили, я бы услышал.

– Разве? К сожалению, звонка мы не увидели. – Линдейл шагнул в комнату. – Вы работаете один?

– Мои помощники заболели. Они требуются для работы на машине, поэтому в такие дни я тут делаю отсев. А теперь – могу я узнать причину вашего прихода, сэр?

Вопрос сопровождался весьма скептическим осмотром их одежды, поскольку визитеры явно не походили на издателей или торговцев канцелярскими принадлежностями.

Линдейл направился к Туикенему с вежливой самонадеянностью, которая свойственна лишь аристократам.

– Мне сказали, вы все еще продолжаете делать бумагу вручную и можете принять заказ.

Брайд тоже направилась к ним, стараясь пройти вдоль стены, где лежали слои фетра: она хотела рассмотреть, какого сорта бумага там сушится, и мысленно умоляла Линдейла подольше отвлекать внимание Туикенема.

– Я сам не беру заказы, поэтому сначала вы должны поговорить с торговцем; эти люди не любят, когда мы делаем что-то помимо них.

– Конечно-конечно, я понимаю. – Линдейл с восхищением огляделся. – Ваша работа – почти чудо: сегодня – тряпье, завтра – бумага. – Он заглянул в чан. – Один из ваших заказов?

– Да. Правда, я немного задержал его, потому прошу меня извинить…

– О, разумеется, мы не хотим вам мешать, но, чтобы не тратить время попусту, и ваше и торговца, скажите, вы делаете тонкую белую бумагу с водяными знаками?

Мистер Туикенем тут же начал возиться со штабелем сеток.

– Когда-то делал, но это было давно. А сейчас желаю вам обоим доброго дня.

Линдейл без всяких церемоний пошел к выходу, и Брайд чуть не топнула ногой. Она была уже на расстоянии вытянутой руки от фетра, но так и не сумела бросить взгляд на новую бумагу Туикенема.

– Вы могли бы отвлекать его подольше, – сказала она, когда они вышли на улицу.

– Зачем?

– Я хотела оценить качество его бумаги. Вы получили ответы на свои вопросы, а я – нет. – В раздражении Брайд даже ускорила шаг.

– Почему бы вам просто не зайти в любой магазин и не выбрать бумагу по своему вкусу? Если вы хотите что-то особенное, я и это могу для вас устроить.

– Но тогда и ваша личная бумага может быть заказана тем же способом.

– Тут дело не в бумаге – я хочу рассеять подозрения насчет «I Modi». Вряд ли бумага для них была куплена по обычным каналам, поэтому я решил проверить источники.

– Вы говорите о возможности подделки, не так ли?

– Да. Время идет, и я все больше сомневаюсь в их подлинности.

Линдейл посадил Брайд в карету, дожидавшуюся на Флит-стрит, и они поехали к Портмен-сквер.

– Теперь, когда прибыл ваш пресс, вы можете принимать куда более интересные заказы, чем иллюстрации Мюррея, а заодно заняться собственными рисунками. Есть коллекционеры, предпочитающие оригинальные работы художника-гравера простым репродукциям.

Действительно, в магазинах гравюр и эстампов Брайд видела жанровые сцены и пейзажи. Художником она никогда себя не считала, но вполне могла сделать это лучше многих, кто называл себя таковым. Некоторые из работ были раскрашены вручную, и Мэри с Анной прекрасно могли бы с этим справиться.

– Пластину репродукции можно сразу продать издателю, – все же возразила Брайд. – А цена оригинальной работы зависит от количества проданных отпечатков.

– Скоро твоей семье не надо будет работать, и если ты захочешь сделать нечто иное на вашем прессе, ты сможешь себе это позволить. – Закрыв шторы на окнах кареты, Линдейл посадил Брайд к себе на колени. – Обещаю купить все пластины, которые ты сделаешь.

– Так ты хочешь стать моим постоянным покупателем?

– Да, ибо не сомневаюсь, что товар будет превосходен.

Брайд ожидала, что теперь он ее поцелует, как всегда делал, пользуясь представившейся возможностью; но Эван, похоже, слишком углубился в собственные мысли.

Она тоже погрузилась в размышления, но вовсе не о подделках и бумаге. Брайд думала о том, как ей хорошо с ним, когда они вместе. Радость взаимопонимания казалась ей даже превыше удовольствий, которые они делили, занимаясь любовью. Раньше она беспокоилась, что внимание Эвана окажется слишком назойливым и опасным, а он заставил ее чувствовать себя защищенной и свободной. Увы, все это должно скоро кончиться. Брайд не могла избавиться от предчувствия, что конец уже наступает, возможно, даже сейчас, в этой карете.

Когда они подъехали к дому на Портмен-сквер, Линдейл поцеловал ее в щеку.

– Завтра увидимся?

– Да, в полдень.

– Раз вы окончательно устроились, может, ты захватишь и серии Каральо? Горю нетерпением изучить их.

Уже после встречи с мистером Туикенемом у Брайд было тяжело на сердце, а теперь оно почти разрывалось.

Одно дело ждать конца сна, и совсем другое – узнать точный час пробуждения.

– Я уверена, что не забуду их принести.

Брайд посмотрела на знакомый профиль, однако не смогла уловить выражение лица графа. Неужели он уже догадался? И если да, то о чем именно?

Слуга, открыв дверцу, помог ей выйти, и потом она долго смотрела вслед удалявшейся карете с гербом Линдейла, пока та не свернула за угол.

Они оба лгали у Туикенема, и Брайд подозревала, что оба это знали. Она пришла туда не ради бумаги для пресса, а он не для того, чтобы посмотреть, не Туикенем ли изготовил бумагу для поддельных «I Modi». Серия Линдейла отпечатана на плотной кремовой бумаге, Туикенем же делал тонкую белую с водяными знаками. Граф наверняка это заметил, так же как и она.

На такой бумаге печатались банкноты.

Глава 22

Когда Брайд вошла в дом, единственным ее желанием было добраться до спальни, где она могла снова обрести самообладание, которого ее лишил визит к мистеру Туикенему.